В гостях у Лешего

В Пинежском районе Архангельской области - в 4 километрах от деревни Шотогорка по дороге в деревню Березник - местным охотником обнаружены весьма странные следы: визуально похожие на человеческие, но очень большого размера. Как сообщил ИА «Росбалт-Север» сам охотник Леонид Скоморохов, длина ступни «йети» составляет 31 см, длина шага - примерно 1 метр 85 см. По словам Скоморохова, им обнаружено 24 следа на расстоянии в 30 метров. Охотник предполагает, что в высоту «снежный человек», имея такой размер ноги и длину шага, должен быть примерно 2,5 - 3 метра.В одном месте между следами, рассказывает Леонид Скоморохов, есть отпечаток двух больших кулаков. «Такое ощущение, что кто-то оперся на землю и пошел дальше», - говорит Скоморохов. Размер кулака он оценивает, как вполне человеческий - не гигантский. Единственное «но» смутило Скоморохова: «Кулачина здоровенного мужика, а с длинными ногтями». Леонид Скоморохов лично сделал гипсовый слепок следа и сообщил о своем открытии Карпогорской охотинспекции, специалисты которой произвели фото и видеосъемку и отвезли слепки на исследования в район.«За последние два дня уже огромное число окрестных жителей приходили посмотреть следы, - рассказывает охотник. - Мы аккуратно пометили каждый след колышком, чтобы случайно не затоптали. Большинство предполагают, что это детская шутка. Но если так, то она чрезвычайно искусная. Да и место для шутки «выбрано» совсем не людное - пустой участок грунтовой дороги - находится в 20 километрах от ближайшей школы».Как рассказал ИА «Росбалт-Север» экс-руководитель аппарата администрации МО «Пинежский район» Николай Лыбашев, легенды про мохнатого великана ходят среди местных жителей больше ста лет. «У нас удивительный район, - рассказывает Николай Лыбашев, - огромная протяженность карстовых пещер вдоль всей Пинеги может позволить спрятаться от людского взгляда целому полку «снежных» людей. Пещеры практически не изучены, не известны места выхода их на поверхность». «Опытный охотник Пинежского района, идя по следу медведя, наткнулся на следы, которые не похожи на следы медведя, а больше имели сходство с человеческими. Год назад этот человек уже видел примата, похожего на человека, но это было далеко, и он сомневался, а сейчас, увидев следы, сомнения отпали, - сообщил корреспонденту ИА «Росбалт-Север» директор архангельского филиала ВНИИ звероводства и охотничьего хозяйства Владимир Корепанов. - Охотник сразу же связался с местными охотоведами, они выехали на участок, сделали промеры, сфотографировали и после этого позвонили нам в ВНИИ. Я дал распоряжение снять слепки. Когда выезжали во второй раз, то нашли следы второй особи, и даже определили, что это следы женской особи, а первые были следами особи мужского пола. Следы очень крупные, порядка 30 см, величина шага составляет около180 см. Очень чёткие отпечатки пятки, подошвы и пальцев».Сейчас во ВНИИ идёт изучение фотографий следов. «С уверенностью пока говорить ни о чём нельзя, необходимо чтобы отпечатки изучил антрополог. Уже есть много желающих заняться этим делом», - говорит Корепанов.
http://myarh.ru/news....eloveka

"По бору ходит боровой, хуже медведя, самый страшный. Борового-то зовут леший" (Архангельская область); "Уж она (Ворожея) луче знат, как звать - боровой, лешак ли" (Архангельская область); "Боровой-то и есь лешой" (Псковская область).

Известные нам упоминания о боровых редки. На Вологодчине боровики (боровички) - маленькие старички ростом в четверть аршина. Они "заведуют" грибами (груздями, рыжиками), живут под грибами и питаются ими.

Однако чаще всего боровой - это тот же леший, но обитающий в определённом месте леса - в бору, сосновом лесу, возвышенном месте в лесу. Иногда боровой описывается как "младший" лесной дух, подчинённый главному лесовику (Лешему).

Может оборачиваться громадным медведем (по народным поверьям, медведь - хозяин леса), но без хвоста, чем и отличается от настоящего зверя. Питается животными, но иногда заедает и людей. Когда люди хотят увидеть Боровика, чтобы договориться с ним о благополучном выпасе скота, о том, чтобы вернул пропавших без вести (человека, скотину), излечил от привязавшейся в бору болезни - берут кошку, и начинают её душить. Заслышав кошачье мяуканье, Боровик выходит из лесу к человеку и вступает с ним в переговоры.

Боровуха - сверхъестественный персонаж в обличье девушки, женщины, появляющейся в лесу или у воды; лешачиха.

"В лесу Леший и боровухи-те"; "Красивой-то боровуха выглядит, а лешачиха некрасивая, волосы растрёпанные" (Архангельская область).

В современных поверьях Архангельской области, описанных О.А. Черепановой в 1996 году, боровухи схожи с лешачихами (иногда подчёркивается, что они "обитают на бору"): "Боровухи - это лешачихи, на бору дак". Согласно несколько иной версии, боровуха отличается от "растрёпанной" лешачихи и гораздо привлекательнее её.

"Наряжающаяся как девочка" (девушка, женщина) боровуха способна принять облик жены встреченного ею в лесу человека и погубить его: "У нас один охотник жил в Нюхче. По ворге (болотистой местности) раз пошёл и встретил свою жонку. Они давно не виделись и сотворили, что надь. А это боровуха была, вот и помер он, и как помер-то на кровати, да меж досками оказался".

Сожительство с боровухой (или испуг при виде боровухи) может стать причиной помешательства: "Вот дедушка, он испугался тех боровух и чокнулся потом. Она и обнимать начнёт, как муж и жена. Говорят, как сотворишь блуд с боровухой, дак и с ума сойдёшь"; "Поехал пахать, пашет, и вдруг впереди лошади мышь пробежала. А лошадь-то испугалась. Он взял и матюгнулся. Приехал домой - болен невозможно. Там в деревне и говорят: "Ну это боровухи к нему привязались" Вот отцу-то его и говорят "Ты возьми, воскресну молитву прочитай в рубаху-то, да и дай эту рубаху сыну-то. Если он оденет воскресну-то рубахи, то это не боровухи, а если не оденет, то это боровухи, значит, привязались, надо от боровух лечить" (Архангельская область) (Черепанова, 1996 год).

Очевидно, что в поверьях подчёркивается не столько роль боровухи как лесной (боровой) "хозяйки", сколько исходящая от неё опасность, способность соблазнить, напугать до потери рассудка, напустить болезнь (подобная зловредная "деятельность" может характеризовать "лесовых русалок", а также лесных девок, лесачих, причём сходные представления о лесачихах отмечены в том же регионе и в начале XX века.

Автор:
Алексей Викторович.

Слышал этот рассказ я ещё от свого деда. Он тоже жил в Лешуконском районе, в соседней деревне Русома. Народу, правда, в те времена было побольше, да и жили получше: сёла не пустовали, как сейчас, все трудились. Работал дед лесником, зарплату получал достойную. В общем, не бедствовал.

Как-то, дело было в конце июня, пошёл он на свой участок, на речку - порыбачить. Рыбы тогда много водилось. Ушёл – и с концами. Всей деревней искали, подняли других лесников, но тщетно: пропал мужик, и всё тут. Прошло полмесяца. Никто уже и не надеялся на его возвращение, но не тут то было. В один из солнечных июльских вечеров вернулся лесник, здоровый, весёлый. Но, узнав, какое число, сразу весь поник, погрустнел и поведал следующую историю.

Снилось мне, что на берег реки пришли трое огромных людей, с ног до головы обросших густой коричневой шерстью. Схватив, они понесли меня куда-то в чащу. Странно, но я не мог ни двигаться, ни разговаривать, только лишь мог наблюдать происходящее. Двигалась тройка быстро, неслышно пробираясь сквозь непролазные дебри. Потом всё пропало.

Очнулся я в глубокой каменной пещере, устланной какой-то травой. Странно, но я совсем не чувствовал ни холода, ни голода. Подле меня сидели те трое; чуть поодаль – ещё трое, но гораздо меньшего размера. «Тебе не удастся уйти от нас пока» - сказал самый большой из них, но при этом он не открывал рта, и не произносил никаких других звуков. Слова словно отпечатывались в моём сознании. Таким образом, они могли спокойно общаться со мной. Из их слов я понял, что сон и пища мне, пока я у них, не нужны, и что они меня скоро отпустят. Но, кто они такие, и каким образом они существуют, «люди» объяснять отказались, «сказав», что ещё не пришло время нам это знать. Я понял лишь одно: по своему устройству они более совершенные, чем мы, и обладают более совершенным разумом. На вопрос, как они обходятся без техники, еды и одежды, «люди» усмехнулись, сказав, что это пережитки прошлого.

Так прошёл первый день. Ни есть, ни спать мне не хотелось. Ночью все шестеро разошлись. Я хотел, было выйти, но выходов из пещеры не было, как не старался я их найти. Наутро шестёрка вернулась. «Не бойся» - как бы сказал один из них. И тут в пещеру ввалилась целая толпа ему подобных. Они обступили меня, смотрели, трогали, но, как мне казалось, не причиняли никакого вреда. Затем меня вырубило.

Так продолжалось где-то дней десять, точно уже не помню. На меня приходили смотреть, как на экспонат музея, всё новые и новые «люди». Затем «экскурсии» прекратились. При прошествии примерно двух недель с начала пребывания в пещере, один из них «сказал», что меня сегодня отпустят. Троица схватила меня и куда-то понесла. Дальше ничего не помню.

Очнулся, вернее, проснулся я на берегу, на том же самом месте. Мне казалось, что продолжался всё тот же день, что я просто уснул. В кузове лежали пойманные мной рыбы, некоторые были ещё живыми. Отряхнувшись, я решил забыть этот дурной сон, так как не верил ни во что сверхъестественное. Часы показывали четверть третьего. Похоже, что уснул я всего лишь на полчаса, но наснилось….

Решил порыбачить ещё. Странно, но рыба почему-то больше не клевала. Задерживаться долго не стал, решил прийти домой пораньше, чтобы успеть попариться в бане. Когда вышел из леса, то очень удивился: на запольках уже начали косить траву.

Возвратившись домой, я опешил: все были в истерике от радости. Оказалось, что меня не было дома шестнадцать дней.

Меня искали всей деревней целую неделю, несколько раз вызывали вертолёт со спасателями, собрали всех лесников, но никому не удалось обнаружить следов моего пребывания. Место моей рыбалки знали многие, но ни кузова, ни удочки, ни рюкзака они там не обнаружили. Как в воду канул.

Удивительно даже не это: после встречи с «большими людьми» здоровье моё стало просто железным. С тех пор прошло уже двадцать три года, живу я в Архангельске, но даже в свои семьдесят два не чувствую ни малейших признаков слабости».

http://yeti29rus.nm.ru/stat1.html

Автор:
Семёнов Виктор Андреевич, г. Архангельск.

Было это ещё давно, сразу после Великой Отечественной войны. Жил я в деревне Веркола Пинежского района. Время стояло тяжёлое. Умирали от голода целыми деревнями. Плюс ко всему, в колхоз ежегодно нужно было ещё и урожаи сдавать, несмотря на то, что у самих ничего не оставалось. «Поборы» были бешеные, особенно для наших северных широт. На крохотном участке «норму» - то и не вырастишь. А тебе: «Займи у соседей, отдай в залог избу, но то, что положено, - сдай в колхоз», и всё тут. Как ни пытались выкручиваться, ничего не получалось, пришлось переходить на подножный корм – траву, коренья, грибы…. Воровать никто и не думал – сразу доложат, кому надо, увезут, и поминай как звали.

Весной сорок седьмого совсем голодно стало. А тут ещё и «норму» подняли. За полгода в нашей деревне умерло больше, чем за последние два. Многие пытались в другие деревни перебираться, но не тут-то было: их отлавливали и увозили в неизвестном направлении.

Отец наш Андрей, почитай, один из всех деревенских мужиков живым с Отечественной вернулся, да и то раненым: сильно прихрамывал на правую ногу. Работал механизатором на МТС, а по совместительству и лесником, причём участок ему достался один из самых отдалённых: сорок вёрст от нашей деревни. Но выживать-то как-то надо. Смекнул отец, собрал всех нас за общим столом, и задумку свою выложил.

Дело было в середине ноября. Колхозные работы подходили к концу, да и машин на МТС много ремонтировать не пришлось: почти все работали исправно. Решил отец начать заготовку дров на зиму, а заодно и задумку свою осуществить. Полмесяца целыми днями сидел он в избе: чинил топоры и пилы, а также новые мастерил. Как-то в начале декабря взял он всех пятерых (нас у него пятеро было) в лес, на свой участок. Выбрав сухое ровное место в глубине участка, принялись мы заготавливать дрова. Работали всю зиму, в основном по вечерам. Тяжело приходилось. Отец в это время охотой промышлял, чтоб совсем с голоду не умереть. Как только мог батя в ночной темноте охотиться – одному ему известно. Зрение, правда, он имел отменное, каждому бы такое, поэтому ни разу не было, чтобы возвращался без добычи. Однажды даже какого-то зверька подстрелил непонятного, но никто не обратил на это внимания: все были настолько голодные, что съели его в один присест. Помню только, что мясо было необычно мягкое и очень вкусное, почти белое.

Дров тогда заготовили мы года на четыре, если не больше, а вырубка превратилась в громадное просторное поле. Когда растаял снег, ходили мы это поле корчевать, пешком, без отца (отец и лошадь тогда в колхозе были нужны). Ночевать приходилось в избушке, примерно в километре от поля. Ночи тогда короткие стояли, светлые. Задерживались мы допоздна. Уставал я сильно, так как был в семье старшим сыном (в тот год мне должно было исполниться шестнадцать), поэтому засыпал моментально. Трое других братьев (четырнадцати, тринадцати и двенадцати лет) тоже работали много, поэтому ночами спали как убитые. Меньшой из нас, ему было всего девять лет, в основном оставался в избушке: топил печь, готовил обед. На воздухе почти не бывал – всё в избушке, поэтому ночами спал плохо, кричал часто. Бывало, что разбудит он нас среди ночи и на окно показывает. Мерещилось ему что-то. Конечно, после дня, проведённого в угарной избе, может невесть что привидеться, и не только ночью: электричества-то в сорок восьмом году у нас в деревне ещё не было, а тем более в отдалённой лесной избушке. Мы на это особого внимания не обращали: мало ли что. Но в последнее время кошмары стали мучить его практически каждую ночь. В общем, спать он нам не давал, да и один в избушке оставаться боялся, даже днём.

Как-то в июне приехал на лошади отец и распахал выкорчеванную часть поля, которую мы должны были засадить неизвестно откуда привезённым картофелем. Меньшого приходилось брать с собой. Пока мы корчевали остальную часть поля, он занимался посадкой картошки. Обед готовили прямо на поле. Брат повеселел, но ночами всё равно спал плохо. Немного успокоился лишь тогда, когда под лавкой мы нашли кусок старой мешковины, которой стали закрывать на ночь окно.

Так прошёл июнь и половина июля. Ночи потемнели, поэтому возвращаться в избушку стали раньше. Однажды ночью проснулся я от странного шороха. Меньшой не спал. Он забился в угол полати и косился на прикрытое окно. Возле избушки кто-то ходил. Может, отец приехал? Дверь у нас запиралась плотно, на засов, но явно чувствовалось, что кто-то хотел её открыть. Я крикнул отца, но мне никто не ответил. Будить других братьев я не решился: они так крепко и хорошо спали. Смотрел в окно долго, но так ничего не смог разглядеть. Наутро я никому ничего не сказал, но меньшого тоже решил брать с собой на лесосеку: боязливо мне почему-то было оставлять его в избушке, не знаю, почему. Да и работать я в полную силу не мог, терзаясь сомнениями.

Шорохи продолжались каждую ночь. И каждую ночь мы с братом не спали. Выйти из избушки я не решался, к тому же у нас не было ружья. Наступил август, и ночи, как назло, стали долгими и тёмными. Работа не шла.

Как-то в конце месяца приехал отец. Я рассказал ему об этом, но он только рассмеялся, сославшись на то, что мы сильно устали. Еле-еле упросил я его оставить нам ружьё и опахать на лошади избушку со всех сторон. Отец был, конечно, не доволен моими причудами, но просьбу всё же выполнил. На следующее утро он уехал, вновь оставив нас одних. Затем, правда, приезжал ещё пару раз, но за дровами для колхоза: ему обещали скостить «норму».

Странно, но шорохи прекратились, даже меньшой стал ночами спать спокойнее, поэтому и я немного успокоился. Последовав примеру отца, на сопредельный участок приехали наши соседи: избушка там давно пустовала. Днями мы помогали им корчевать лес, а ночами они приходили спать к нам в избушку, так как та давно уже прохудилась, а наша была не только крепкой, но ещё и просторной.

Теперь ночевали мы вдевятером, поэтому, наконец-то и я стал спать спокойно, а работать лучше. К концу августа нам удалось подремонтировать их избушку, и старший из них решил впервые заночевать там. Остальные трое настолько привыкли ночевать у нас, что уходить не хотели. Да и нам с ними было веселее.

Ушёл он ещё днём. До избушки было всего шесть километров. По деревенским меркам – близко. Но ни назавтра, ни на послезавтра к нам он не пришёл, хотя, вроде, обещал. Закончив дела, мы всей ватагой направились к той избушке.

Когда подошли, то я сразу почувствовал неладное: дверь избушки была отворена. Кликнув товарища, мы, не получив ответа, вошли в избушку. В ней всё было перевёрнуто вверх дном, полати сломаны, окно выбито…. Странно, но сапоги и фуфайка Егора были на месте. Ничего не поняв, мы вернулись в нашу избушку: оставаться в той мне не хотелось. Нехорошее предчувствие было у меня.

На следующее утро мы опять пришли к той избушке, но Егор так и не появлялся. Двое его братьев настояли на том, чтобы мы все заночевали у них. Как не противился я этому, ничего не вышло. Оставить их одних тоже совесть не позволяла. Пришлось оставаться всем.

Мы восстановили сломанные полати, заколотили окно, так как ночи были уже холодные, плотно закрыли дверь на засов. Уснули все быстро. Только я один так и не мог сомкнуть глаз. Исчезновение Егора пугало меня. Если за ним и приехал отец, то почему же избушка была оставлена в таком виде? Почему Егор оставил здесь свои вещи? Почему тогда никто не приехал в нашу избушку за остальными? Может, началась война? Егор был самым старшим из нас девятерых. Ему шёл семнадцатый год.

Во второй половине ночи, когда все крепко спали, я услышал давно знакомый мне шорох. Кто-то подошёл к избушке и стал дёргать дверь. Дверь была довольно хлипкой, поэтому я разбудил остальных, зажёг керосинку, а сам взял в руки ружьё, на всякий случай, придвинув к самой двери лавку и поставив на неё ушат с водой.

Все были уже наготове и держали в руках топоры. Задвижка дребезжала. Вскоре она лопнула, и дверь стала отворяться, двигая на нас лавку. Ребята не растерялись и всей гурьбой навалились на неё, но ничего не получалось. Тот, кто был за дверью, оказался намного сильнее их. Вскоре в дверном проёме показалась громадная, обросшая шерстью рука. Ребята, к счастью, этого не заметили и продолжали упорно двигать лавку, точнее, лавка продолжала постепенно двигать их в обратном направлении. Вскрикнув от неожиданности, я случайно опрокинул на пол керосинку. В считанные минуты утеплённая мохом избушка запылала. Мы не сразу кинулись к окну: в состоянии глубокого испуга ребята продолжали упираться руками в лавку, хотя, как мне казалось, с другой стороны больше уже никого не было, так как дверь плотно закрылась.

Выскочив в окно, мы долго стояли подле пылавшей избы, боясь отойти от огня. Ужас, сковавший нас, немного отступил лишь тогда, когда появились первые признаки рассвета. Но даже после него мы ещё долго молча стояли у пепелища, прислонившись друг к другу и сжимая в руках топоры. Теперь стало всё понятно, что случилось с Егором. Точнее, ничего не понятно.

Когда совсем рассвело, мы молча вернулись в нашу избушку. Работать на поле в этот день никто не стал. Я занялся сооружением второй задвижки на двери, а ребята – строгали деревянную решётку для окна, на всякий случай. Надо было постараться как можно лучше обезопасить себя от ЭТОГО. К счастью, окно в нашей избушке было очень маленьким, даже таким подросткам, как мы, пролезть в него было абсолютно невозможно, поэтому решётка, может быть, была бы здесь лишней деталью. Но, ещё раз повторюсь, выходить на поле в этот день никто не решался, а сидеть без дела было для нас просто стыдно.

С приближением сумерек нас всех охватил панический страх. Ребята упрашивали меня хотя бы зажечь керосинку, но я категорически отказался, сославшись на событие прошлой ночи и последующий пожар. Для ещё большей безопасности спать решили по очереди. К счастью, в избушке имелись деревянные механические часы в рабочем состоянии, что позволяло нам разделять время сна. Так как нас в избушке было шестеро, не считая двоих, кому не исполнилось двенадцати лет, «вахту» решили нести в две смены по три человека. Один располагался ближе к окну, двое других – ближе к двери, держа наготове ружьё и топоры. Может быть, это было делом глупым и бесполезным, но мы, напуганные прошедшими событиями, решили поступить именно так.

Но ночное время, как ни странно, протекало весьма спокойно. Бдительность постепенно притуплялась и многие уже попросту спали на посту. Мне приходилось постоянно будить и отчитывать их. Затем, поддавшись на уговоры, я сократил численность смены до двух человек, исключив младшую половину. Безобразия стало меньше, но поста «часового» у окна, к сожалению, не стало. Да, в принципе, что там можно ночью разглядеть в ночной темноте.

Днём мы все дружно работали на поле, поодиночке никто никуда не выходил. К началу сентября удалось раскорчевать почти половину вырубки. В общем, план, заданный отцом, мы выполнили. Другой, уже моей затеей, была перекладка дров. Целый день мы затратили на то, чтобы переложить часть дров вплотную к избушке, таким образом, обложив её практически с трёх сторон. Во-первых, ночи стали холодными, поэтому дрова служили естественным утеплителем, да и выходить за ними было ближе; во-вторых,…

Наступил сентябрь. Никаких особенных событий за две недели «бдения» не произошло. Егор так и не появился, да и отца тоже что-то долго не было. Днями мы работали на вырубке, а вечерами занимались благоустройством избушки, мало помалу превращая её в крепость, огородив со всех четырёх сторон частоколом из жердей. Мы уже почти было и успокоились, если бы не случилось одно событие.

В одну из ночей, я, как положено, нёс вахту у двери. Часу в третьем всех разбудил оглушительный грохот оружейной пальбы. Казалось, что стреляли практически у самой избушки, из нескольких орудий. Минут через пять всё стихло. Ещё через некоторое время около избушки послышались шаги и в дверь постучали. Это был отец. Но он пришёл не один, а с тремя деревенскими мужиками, в одном из которых я признал своего соседа.

Оказалось, что в один из дней двое местных грибников, уйдя далеко в лес за груздями, забравшись в чащобу, обнаружили окровавленные человеческие кости и разорванные лохмотья одежды. Один из грибников признал в них Егора. Не медля ни минуты, они возвратились в деревню и рассказали об увиденном. В тот же день сосед, мой отец и один из местных лесников отправились на лошади на то место. Действительно, останки принадлежали Егору. Направившись к избушке соседа, до которой оставалось не больше двух километров, они обнаружили лишь пепелище. Тогда до смерти перепуганная троица повернула к нашей избушке. Стемнело. Не доходя до постройки каких-то четырёхсот метров, с деревьев на них обрушилось нечто, напоминающее громадную обезьяну, и в несколько секунд разорвало лошадь на части. Обезумев от страха, отец, сосед и лесник принялись палить в это гигантское осатаневшее чудовище, но, всадив в него по обойме, им так и не удалось уничтожить животное. Оно скрылось в лесу.

К счастью, троица не пострадала. Правда, из-за этой отцовской «затеи» в августе погиб Егор, теперь они потеряли единственную лошадь, оставшись в глухой далёкой избушке без патронов и средства передвижения. Весь остаток ночи отец, полный глухого гнева, шатался с пустым ружьём вокруг избушки, потрясая кулаками. Сосед же Иван, убитый горем, ревел на полатях. Конечно, Егора было уже не вернуть. Но всё равно нужно было как-то исправлять сложившуюся ситуацию.

На это же утро мы с отцом начали сооружать картофельную яму подле избушки. Другие находились рядом: отпускать их одних на поле никто не решался. Убитый горем сосед лежал на полатях в избушке. Так прошла первая половина сентября.

Когда яма была готова, мы принялись за уборку картофеля. Урожай превзошёл наши ожидания. На выкорчеванном участке выросло почти четыреста вёдер. «С голоду не умрём» - сказал отец.

Оставалась неделя до начала учебного года. Я был переведён уже в восьмой, последний, класс. В нашей деревне в те времена учиться начинали примерно с двадцатых чисел сентября, а то и позднее. Все были заняты на колхозных работах, даже учителя. Только, наверно, одни мы всё это время «просидели» в избушке. Нас не хватились лишь потому, что отец и сосед Иван вкалывали по четыре нормы, находясь в почёте, а также на дружеской ноге с председателем колхоза.

Но нужно было как-то выбираться в деревню. В один из дней мы решились, и ещё до рассвета покинули избушку, вооружившись топорами и единственным, теперь уже моим, ружьём. Дорога прошла, к счастью, без приключений, и поздно вечером мы прибыли в деревню.

Наступил 1949 год. Окончив школу, летом мне удалось вырваться в город, и я пошёл учиться на токаря. После закончил на сварщика. А после – устроился работать. В родную деревню я так насовсем и не вернулся. Расскажу вкратце о событиях в деревне.

Лето 1949 года мои братья, а также соседские провели в той самой избушке. Егора похоронили по-человечески. Отцу в колхозе за хорошую работу выдали новую лошадь, затем он приобрёл коня. Но в окрестностях избушки по-прежнему было неспокойно: ночами спали не все. Правда, каждую неделю то отец, то сосед Иван наведывались туда. Мою изгородь укрепили, ребят снабдили оружием. Но, несмотря на это, шорохи слышались практически каждую ночь, иногда переходящие в рёв, от которого у братьев стыла в жилах кровь.

Зимой 1950 года в лесу были найдены растерзанные тела двух местных жителей, но деревенские так и не перестали ходить в лес: кормиться-то как-то надо. Летом этого же года в деревню провели электричество, жена соседа родила двойню, переплюнув по числу детей нашу семью. Вырубка была распахана полностью, поэтому семья получила теперь почти семьсот вёдер картофеля, вместо прежних четырёхсот. Правда, примеру отца, из нашей деревни, так никто последовать и не рискнул.

В 1951 году в город перебрался мой второй брат, в 1952 – третий, а также двое соседских ребят. В 1953 году умер Иосиф Сталин: налоги отменили, и жизнь в деревне наладилась. Уже в 1954-м никто из местных селян не голодал. Но, несмотря на это, отец не решался забросить нашу лесную делянку.

В 1958 году перебрался в город мой последний брат. Делянка, кормившая нас более десяти лет, была заброшена.

http://yeti29rus.nm.ru/stat2.html

Автор:
Сергей Иванов

Здравствуйте. Пишет вам Сергей Иванов (к сожалению, не министр обороны) из города Архангельска. В настоящее время всё чаще слышны разговоры о чём-то неопознанном, неизведанном, малоизвестном. Люди теряются в догадках, не в силах объяснить многие факты. Вот и я тоже хочу поведать одну из страниц своей запутанной, извилистой, как просёлочная дорога, жизни.

Родился я в 1943 году в Архангельске, в разгар Великой Отечественной войны. Времена тогда стояли тяжёлые, не только в деревнях, но и в областном центре тоже. Продукты выдавали по карточкам. Чтобы хоть как-то прожить, на окраинах города разбивались грядки, главным образом – под картошку. Хоть и голодно было – никто и не думал воровать друг у друга. Не то, что сейчас, при этом засратом, прогнившем копи-тализме, при котором, я уверен, не выдержать было бы войны. Менталитет, панимаишь, не тот: ни совести, ни нравственности, ни взаимоподдержки у людей не осталось! Как дальше жить будем?! Наверно, недолго осталось России!

В 1950 году пошёл я в первый класс. С этого момента (о, счастье) меня каждое лето стали отправлять в деревню (село Дорогорское, Мезенский район). Сперва – на кукурузнике до Мезени, а потом, от Мезени, 25 километров на лошадях. В принципе, проблем с попажей не было, если не считать последнего отрезка пути, который иногда приходилось преодолевать и пешком.

Летом я тоже не сидел сложа руки, чтобы не посчитали за «тунеядца», и не придумали какого-нибудь обидного прозвища. Приходилось работать. А работать мне нравилось только пастухом: катайся на лошади целыми днями! Отдых, можно, сказать, с пользой для здоровья: весь день на свежем воздухе!

В общем, таким образом, стал каждое лето я пастухом работать в своей родной деревне. Прошло три года. На четвёртое лето отправили меня на другой участок, находившийся поблизости от деревни Лампожня. Путь неблизкий (километров двенадцать), зато места там – просто чудесные – обширные пойменные луга, полные сочной травы. Единственное, что меня омрачало, - вставать приходилось почти на час раньше, да и возвращаться домой стал почти на час позже. Но это ладно.

Проработал в тех местах я всё лето. На следующий год меня снова послали туда работать. Правда, на этот раз ехал я туда с радостью. Нравилось мне там. Тишина. Красота. Всё бы ничего, да в один из июньских дней как раз около моего участка случилось очень неприятное событие. На просёлке, ведущем из деревни Лампожня в сторону нашей деревни, нашли труп молодого человека. Прибывшие на место происшествия специалисты из Архангельска констатировали смерть от разрыва сердца. Разбираться в случившемся никто так и не стал: подросток имел слабое здоровье.

Этот случай поразил меня до глубины костей, к тому же, тот самый молодой человек оказался лучшим другом моего приятеля, который не мог дождаться его приезда (в тот злополучный 1955 год он обещал приехать к моему товарищу, но, к сожалению, им не суждено было встретиться). Но не об этом речь. Я по-прежнему продолжал пасти коров близ деревни Лампожня, только теперь я терпеть не мог эти места, как бы они ни были красивы. Приезжал сюда, как на каторгу.

Прошёл июнь, июль. Наступил пасмурный август. Событие начала лета стало постепенно отодвигаться в моей памяти на задний план. В один из вечеров, как обычно, загнав стадо на скотный двор, я сел передохнуть около стога сена и не заметил, как усталость сморила меня. Проснулся чуть ли не под утро, но всё же решил заехать домой, перекусить.

Время было раннее: сумерки ещё не успели рассеяться. Закончились поля, потянулся лес. Я мирно дремал в седле, покачиваясь в такт неспеша идущей лошади. Глубокая, щемящая тишина стояла в округе. Казалось, ничто не предвещало плохого.

Вдруг лошадь зафыркала, заржала и стала пятиться назад. Я проснулся и стал погонять её кнутом, но она и не думала идти вперёд, а всё продолжала пятиться. Не сообразив, в чём дело, я спрыгнул, и решил осмотреть её. Но ничего подозрительного не заметил, как не старался. Даже седло было затянуто не туго.

Только я успел взгромоздиться в седло, как лошадь рванула с места и, дико заржав, помчалась карьером в обратном направлении. Я оглянулся и, чуть не свалившись в обморок, ещё больше пришпорил лошадь. За нами гналось нечто, похожее на огромного, поросшего шерстью, человека. Вот от чего и умер парень – пронеслось у меня в сознании.

Не оглядываясь, я продолжал стегать обезумевшую лошадь, которая и без того неслась километров сорок в час. Опомнился лишь тогда, когда моему взору открылись стоящие в отдалении дома Мезени.

Ни в тот день, ни в какой другой, на работу я не вышел. Купив билет на ближайший рейс, я вернулся в Архангельск на неделю раньше срока. В последующие годы я, конечно, приезжал в Дорогорское, но никогда не отходил от домов дальше, чем на километр.

В 1964 году бабушка и дедушка переехали к нам в город. Мы построили им дачу, где и я, обычно, проводил свои отпуска

http://yeti29rus.nm.ru/stat3.html

Автор:
Сенчуков Алексей Витальевич

Дело было давненько, годах в семидесятых. Летал как-то летом я к своему другу, в деревню Каращелье Лешуконского района. Самолёты в те годы летали бесперебойно, часто, поэтому проблем с попаданием не было. Сначала – до Мезени; затем – от Мезени до Лешуконского. Оставшиеся 10 километров – пешком, по просёлку. Каких-то пять-шесть часов – и ты уже в глухих нехоженых местах Лешуконии.

Почти месяц жил я у своего друга, помогал по хозяйству. Вместе ходили на рыбалку. Места там пустынные, красивые, рыбы – не переловишь. Как-то в конце августа, перед самым моим отъездом, пригласил мой друг меня на охоту, к реке Чулас, что почти в сорока километрах к юго-востоку от его деревни. По пути – ни одной жилой избы, только лес, да болота.

Вышли мы ещё затемно, часа в четыре утра. Шли весь день. Добрались до избушки поздно вечером. Дичи наловили полный рюкзак, особенно всяких рябчиков и куропаток, поэтому за ужин можно было не беспокоиться, к тому же друг мой был ещё и отменным кулинаром. В два счёта, сварганив в котелке незатейливый, но изумительно вкусный ужин (а не ели мы с самого утра), мы улеглись спать на лавках. Сон одолел нас сразу из-за сильной усталости.

Не помню, сколько мы спали, но глубокой ночью разбудил нас сильный шорох. Кто-то шатался подле избушки, прямо под окнами. Я посмотрел в окно, но так и не сумел ничего разглядеть: ночь была тёмной, словно чернила. Разбудив друга, мы стали смотреть в окно вместе, но он тоже ничего не мог разглядеть. Шорох не прекращался.

В просвете между тучами показался серп луны, и полянка, на которой стояла избушка, озарилась тускловатым серебристым светом. Отдалившийся шорох вновь стал приближаться, затем вновь стал слышен немного дальше. Друг сказал, что нечего там высматривать, это медведь. К утру он уйдёт. А до рассвета нечего нос высовывать из избушки. Надо выспаться как следует.

Друг плюхнулся на лавку и захрапел. Мне долго не спалось. Потом, вроде, задремал и я. Проснулся минут через пятнадцать. Мне показалось, что из окна на меня кто-то смотрит, но кто, разобрать так и не мог. Друг спал у самого окна, поэтому, дотянувшись рукой, я разбудил его, шепнув, чтобы он посмотрел в окно. Что-то пробурчав себе под нос, друг нехотя повернулся к окну и заорал: из-за стекла прямо ему в глаза смотрело чудовище, голова которого была гораздо больше, чем окно в этой избушке.

Теперь уже я припал к стеклу и заметил, как во мраке ночи в сторону ближайших деревьев удирает нечто, похожее на гигантскую обезьяну. Его рост, как мне показалось, был не меньше пяти метров, а его тело было покрыто густой тёмной шерстью. Начало рассветать, но ни я, ни мой друг не торопились выходить из избушки. Ждали полного рассвета.

Домой, в деревню, возвращались молча. Было не до охоты. Сквозь низко бегущие тучи проглянуло долгожданное солнце, развеявшее страхи прошедшей ночи.

http://yeti29rus.nm.ru/stat4.html

Автор:Гость

Дело это было ещё в начале 90-х годов, в конце сентября. Возвращался как-то я на машине из посёлка Обозерский домой, в Онегу. Путь предстоял неблизкий. Выехал я ещё утром, надеясь засветло добраться до города. Но из-за прошедших проливных дождей шоссе превратилось в кашу и моя «шестёрка» еле тащилась. За деревней Щукозерье дорога пошла ещё хуже. Я боялся, что застряну, ведь до сих пор на своём пути я не встретил ни одной машины. Разбитая дорога оказалась ещё к тому же пустынной.

Не доезжая до деревни Чунево, уже нежилой, напротив одного из болот, заднее колесо моей «шестёрки» попало в заполненную жижей яму. Пришлось срочно выходить из машины, чтобы подставить деревянный башмак под колесо, пока его ещё сильнее не засосало в жижу. Начало смеркаться и из низких туч заморосил дождь. Только бы не пришлось заночевать здесь. Ждать помощи в этом безлюдном месте было не от кого. До ближайшего жилого населённого пункта не меньше сорока километров.

Проделав нехитрую операцию, я хотел, было уже садиться в салон, как вдруг услышал за своей спиной чьи-то шаги. Я оглянулся и обомлел: к машине со стороны болота прыжками приближалось страшилище. Не помня себя от ужаса, я заскочил в машину и поскорей захлопнул дверцу. В тот момент, когда оно настигло мой автомобиль, я ударил по газам и, о чудо, мне удалось выехать из ямы.

Но успокаиваться не пришлось: страшилище продолжало преследовать автомобиль и на одном из поворотов настигло его, стало хвататься за ручку дверцы, царапать стёкла, легко сковырнув своей когтистой лапой зеркало заднего вида. Решив, что моя участь уже предрешена, я инстинктивно зажмурил глаза, утопив педаль в пол. И тут моя «шестёрка» выскочила на сухой и ровный участок дороги. Чудище, преследовавшее меня, осталось позади.

Дальше, к счастью, я ехал без приключений и в город добрался вовремя. Описав загадочное существо своим знакомым, мы пришли к выводу, что это снежный человек. Также я узнал, что несколько лет тому назад местный лесник подстрелил какое-то существо, но не убил: оно скрылось в лесах. Зато при странных обстоятельствах погиб сам лесник: его нашли возле избушки, якобы растерзанного волками. Его ружьё так и не успело выстрелить.

http://yeti29rus.nm.ru/stat5.html

Автор: Олег Степанович

Было это в непроходимых лесах на границе Виноградовского и Верхнетоемского районов. Места там дремучие, нехоженые. Из одного района в другой тянется огромное болото. Великим называется. Грибов и ягод в тех местах немерено. Только вот люди туда редко ходят. «Водит» там, говорят, сильно, то есть – заблудиться можно. Зайдёшь в лес в одном районе, например, в Виноградовском, и компас, вроде, с собой, и по солнцу ориентир держишь, грибов-ягод наберёшь, только домой засобираешься, и курс верный держишь, а нет, всё то, да не то. Идёшь, вроде, в направлении деревни, идёшь, идёшь, а выйдешь уже в Верхнетоемском районе, километров за сто от родных мест. Вот и боятся люди туда ходить.

Давненько это было. Дед мой двоюродный егерем тогда работал. Лес как свои пять пальцев знал. И был его участок как раз до самого Верхнетоемского района. А дальше – участок уже другого егеря. Никогда дед Иван не блудил в лесу. Знал каждую метку, каждое дерево. И как-то в начале осени пошёл он вновь осмотреть свои владения. Ружьё всегда при себе имел. Охотником был отменным: белок стрелял только в глаз, чтобы шкурку не испортить. Но не об этом речь.

Пошёл он обычным своим путём, каким всегда обходил владения. Ночевал в избушках. Их несколько на его участке было. Вот уже вроде всё обошёл. Остался ночевать в последней избушке, чтобы рано утром в обратную сторону повернуть. Проснулся ещё затемно. Собрался, вышел из избушки, а по лесу такой туман, какого и не видывал никогда. Выбрал дед Иван верное направление и пошёл по своим меткам домой. Уже много прошёл, а туман всё гуще становится. В лесах таких туманов и не бывает, вроде. Шёл, шёл. Метки, вроде, есть, а до следующей избушки всё дойти не может. Потом туман вдруг как-то резко поредел и исчез, будто бы его и не было вовсе.

Глянул дед Иван вокруг, а места кругом чужие, незнакомые. Вроде бы и немного прошёл, а в местах этих и не бывал никогда. Вдруг слышит, где-то рядом река журчит. А на его участке в этом месте реки быть не должно. Река уже на участке другого егеря течёт, в Верхнетоемском районе. Поразился дед Иван: как можно за такое короткое время в другой район уйти? Это больше шестидесяти километров от его последней избушки!

Решил дед Иван вдоль реки идти, так как она всё равно в сторону Виноградовского района поворот делает. Шёл, шёл. Вдруг слышит – бабы в реке бельё полощут. Удивился дед Иван: откуда в лесу бабам взяться, да ещё стиркой заниматься? До ближайшей деревни километров пятьдесят будет, не меньше!

Подкрался он к тому месту, да так и замер: на камне в реке, недалеко от берега, сидит лешуха и что-то в воде полощет. А ростом она выше самого здоровенного мужика будет. Почему она? Да потому, что грудь у неё была, как у женщины, только большая, да вся в рыже-коричневой шерсти, и сама она вся в шерсти. Не заметила она его сначала, видать с подветренной стороны подошёл, продолжала в реке так же что-то полоскать.

Деда Ивана охватил не просто страх, а какой-то первобытный ужас, какого он никогда не испытывал. Как я уже говорил, охотником он был первоклассным. И на волков, и на медведей ходил. Обычное дело. А тут… Вскинул он ружьё и давай стрелять в лешуху. Тут она поднялась (рост у неё на самом деле был просто гигантский) и прыгнула в воду. Несколько секунд – и она уже на том берегу. А дед всё стрелял и стрелял, пока патроны не кончились, а ей хоть бы что! Опять встала на другом берегу во весь рост и не спеша скрылась в чаще. Дед так и не понял, как её ни одна пуля не задела. Промахнуться он не мог, если белке в глаз попадал!

А этих странных существ многие люди видели и из Виноградовского, и из Верхнетоемского районов. Так и называют их там лешухами. И к Великому болоту ходить боятся. Мало ли что?!

http://yeti29rus.nm.ru/stat7.html

Автор: Алексей Игоревич из города Северодвинска.

Здравствуйте. Пишет вам Алексей Игоревич из города Северодвинска. Никому я ещё не рассказывал эту историю, но вам, так уж и быть, расскажу, хотя стыдно очень.

Стояло жаркое лето 1972года. После окончания восьмого класса родители отправили меня с товарищем в «Северный Артек». Пионерские лагеря я не любил, да и пионером быть особо не хотел. Пришлось. Так как деревни у меня не было (родился и вырос я в Северодвинске), то приходилось довольствоваться Артеком, куда мне «нужно» было отправляться каждый год, чтобы «родителям не так волнительно было». Всё бы ничего, да в последний год заболел я там, в самый-то зной. Напился бормотухи. Две недели провалялся с животом, который всё так и не проходил, как будто специально меня травили чем-то. Но потом, к великому счастью, наша смена закончилась, я приехал домой, и живот назавтра сам собой прошёл, будто бы и не болел вовсе.

Это ужасное событие постепенно изгладилось в моей памяти и, может быть, забылось бы совсем, если бы в конце июня следующего года, после обязательной практики, я не узнал, что меня вновь хотят отправить в Артек.

На мою истерику никто так и не обратил внимания. А назавтра мы с приятелем мирно дремали в автобусе, который вёз нас в лагерь. На душе было тяжело, но я старался держать себя в руках. Сначала это получалось, но уже назавтра у меня по неизвестным причинам вновь схватило живот, и начался жуткий понос. Ладно, если бы это случилось в последние дни моего пребывания. Но это случилось прямо в первый же день, хотя ничего дурного ни в этот день, ни до него я не ел.

Крепился я, крепился, но потом не выдержал и решил бежать из лагеря. Да и моему товарищу стало вдруг как-то не по себе. Глядя на меня, он тоже начал дристать. Может быть – дало по нервам, может – пища оказалась несвежей: на улице-то стояло за тридцать. В общем, как бы то ни было, бежать мы решили вместе.

Так как Артек находился на противоположном берегу Двины, то нам во что бы то ни стало, нужно было переправиться через неё. Стоит сказать, что Двина 35 лет назад была гораздо полноводнее и шире, чем сейчас. Да и мы ещё не были взрослыми.

Всё свободное вечернее время мы с приятелем прослонялись вдоль берега реки в поисках лодки. Но лодки не оказалось, как мы ни искали. Зато в одной заводи приметили небольшой крепкий плот, привязанный проволокой к иве. Им-то мы и решили воспользоваться.

Через час после отбоя мы, выбравшись через окно, бросились к реке, прихватив с собой всё самое необходимое. Ещё спустя некоторое время мы уже плыли вдоль берега, почти бесшумно скользя по глади ночной реки. Проще всего было бы переправиться на другой берег, добраться до дороги на Архангельск, поймать редкого попутчика и таким образом добраться до дома. Но мы же «крутые», нам нужны были приключения, зря жратвы, что ли, столько понабрали! В общем, решили добираться домой ВПЛАВЬ, благо погода стояла отличная. Но двигаться решили осторожно, и до Первомайского (ныне – Новодвинск), нигде «не светиться».

А получилось всё с точностью наоборот. Вымотавшись за предстоящие сутки, уснули мы прямо на плоту мертвецким сном. Проснулись уже чуть ли не днём, непонятно в каком месте. Слева и справа тянулись бесконечные песчаные берега, с разбросанными вдоль них деревушками. Нас вынесло на середину реки, причём несло, как мне казалось, с такой громадной силой, что дух захватывало. Вода-то в Двине спала ещё не совсем! Попытки выгрести к берегу не увенчались успехом: нас неумолимо относило к центру реки. Лишь после долгих и упорных стараний нам удалось пристать к одному из берегов, заросшему ивовыми кустами. День решили провести здесь.

Наша безалаберность могла дорого обойтись для меня и моего товарища. Лишь каким-то чудом нас никто не подобрал, никто не бросился искать по течению реки. А могло быть и хуже! И тут в подтверждение моим словам в небе загудел вертолёт, который, похоже, летел прямо над рекой. Всего скорее, он искал именно нас. К счастью, заросли, в которых мы сидели, оказались настолько густыми, что не пропускали даже солнечных лучей, поэтому с вертолёта заметить нас было попросту невозможно.

Мы сидели под сенью ивы на берегу реки, уплетая припасённые с вечера уже прокисшие котлеты, хлеб, привезённые из города сушки. Воду пили прямо из Двины. Тогда она ещё не была такой грязной, как теперь. По моим подсчётам, нас отнесло километров на пятьдесят вниз по течению, и к вечеру следующего дня мы по плану должны достичь Первомайского, а там действовать по обстоятельствам. Часа через два, когда Солнце опустилось к самому горизонту, мы продолжили наш путь. Оказавшись на плоту, я вновь заснул мертвецким сном. Проснулся где-то глубокой ночью от дикой рези в животе. Товарищ, к счастью, не спал.

Стояла дивная, тёплая, белая ночь. На реке был полный штиль, а в воздухе чувствовался приятный запах сырости, лёгкой дымкой висевшей над водой. Глубокая тишина наполняла округу своим неповторимым безмолвием, от которого звенело в ушах. Желтоватые отблески недавно погасшего, и вот-вот готового разгореться с новой силой Солнца отражались в безмятежной глади Двины. Течение стало не таким мощным, как вчера, поэтому мы без особого труда двигались по направлению к берегу. Вдруг товарищ окликнул меня, указывая рукой на обугленное дерево, стоящее среди зарослей ивы. Я посмотрел в ту сторону, и по моим ногам потекли горячие струи поноса: это было не дерево, а нечто живое, походившее на огромную обезьяну.

Находясь в состоянии глубочайшего испуга, я не сразу крикнул товарищу, чтобы он скорее грёб ОТ БЕРЕГА. Так как зрение у него было несколько хуже моего, он продолжал с усердием грести в том же направлении, то есть – в направлении «дерева». Лишь когда до берега оставалось не больше пятидесяти метров, он, вскрикнув от ужаса, стал изо всех выгребать назад. А «дерево» продолжало всё так же безмолвно стоять среди ивовых зарослей, всё более отдаляясь, постепенно превращаясь в чёрную точку.

Только спустя несколько километров я удосужился привести себя в порядок. Сбросив всю одежду, я, держась руками за плот, долго бороздил по воде, которая оказалась на удивление тёплой, даже теплее воздуха. Далее пришлось застирать штаны и повесить их на вставленные в плот палки. Дело было, конечно, неприятным, но необходимым. Взошедшее вскоре Солнце вернуло всё на круги своя, расставив по своим местам: я не успел озябнуть после купания, а одежда через некоторое время полностью высохла.

Просидев весь день на каком-то безлюдном песчаном острове, вечером мы двинулись дальше. А Первомайский всё не показывался. Не показался он и на следующий день. Всего скорее, мы блуждали по бесчисленным протокам холмогорского разветвления, так как Двина заметно сузилась. Живот мой, как ни странно, прошёл, но тут началась новая беда: теперь нас мучил голод. А все припасы оказались съеденными. Неужели придётся помирать от истощения на этих островах? Наши печальные мысли прервал отдалённый звук вертолёта. Пока он ещё не показался из-за кустов, растущих на острове. Похоже, поиски нас и не думали заканчиваться! В ту же секунду мы прямо в одежде бросились в воду и заплыли под плот, чуть-чуть высунув головы между торчащих брёвен. Покружив прямо над нами, вертолёт пролетел дальше по реке.

Выбравшись обратно, на плот, мы принялись сушить промокшую одежду. Товарищ голышом носился по плоту и громко матерился. Пришлось пристать к одному из берегов, развести костёр, согреться и просушить промокшие вещи. Лишь спустя два часа мы продолжили наше путешествие. Неужели нас заметили? Глубокий сон прервал мои печальные мысли. Проснулся я перед рассветом оттого, что, как мне показалось, плот стоял. Товарищ спал. Двина широко раздалась в обе стороны, и плот едва несло по течению, но, как мне теперь уже казалось, в обратную сторону. Всего скорее, сказывалось действие приливов. Просидев несколько часов, глядя на воду, я заснул снова. Проснулся почти днём и увидел перед собой смеющуюся рожу своего товарища. Первомайский остался немного выше по течению, и пред нашими глазами замаячили деревянные двухэтажки южной части Архангельска. Вот это да!

Но делать нечего: пришлось высаживаться на берег. До родного города добрались на дежурке. С тех пор в лагерь, к счастью, больше меня не отправляли, да и самому мне приключений почему-то уже как-то не хотелось. Может быть, повзрослел.

http://yeti29rus.nm.ru/stat8.html

Автор: Иван Никифоров

Как не старался я, как не пытался разговаривать с начальником, ничего не вышло: обещанного августа так и не получил, поэтому в отпуск выйти пришлось в октябре, в не самое подходящее для отдыха время. Но делать нечего, поэтому решил я съездить на месячишко в деревню, попроведать мать, да и отдохнуть душой от суеты областного центра. Уехал прямо назавтра.

Деревня моя, не сказать, что находится очень далеко, но и не сказать, что очень близко: в Каргопольском районе. Десять часов езды на автомобиле. Места там дивные: километры тайги, и ни единой живой души. Приехав, почти неделю я не выходил из избы: мешали проливные дожди. Правда, осень выдалась сравнительно тёплой: столбик термометра в дневные и ночные часы держался на отметке в +8С, с небольшими отклонениями.

Через неделю дожди прекратились, облака стали выше, и немного похолодало. Заморозков, правда, не было. Делать нечего, стал я каждый день ходить на болото за клюквой: матери на зиму, да и мне, в город. Да и грибы не совсем отошли, даже боровиков несколько какой-то раз нашёл. Клюквы, правда, было немного, но литров до пяти набирал, иногда больше. Дождь тоже особо не мешал: иногда поморосит чуть-чуть и прекратится. Даже солнышко выглядывало пару раз. А самое главное – народу на болоте – никого, хоть песни кричи.

Вот уже и конец октября наступил, пора обратно, в город. Через неделю – на работу. Все дела на приусадебном участке сделаны, клюквы – восемь с половиной вёдер, да и отдохнул сполна. А погода - как по заказу: без осадков, тихо и +6С. Решил ещё пару раз в лес смотаться.

Дело было числа 28-го, может 29-го, точно уже не помню. Пошёл я своим привычным маршрутом за клюквой. День выдался погожий, то есть без дождя. Ушёл немного дальше обычного, на другой конец болота, так как ближе уже всё было выбрано. Место нашёл подходящее, с трёх сторон окружённое березняками. Клюквы на этом клочке оказалось видимо-невидимо, будто бы и никто здесь не бывал. Обрадовался я. За полтора часа набрал ведро с горкой. Дальше стал собирать прямо в рюкзак. Жадность меня взяла: не хотел оставлять такие крупные сочные ягоды другим, хотя прекрасно знал, что деревенские в это время уже в лес стараются не ходить. В общем, опомнился только тогда, когда стало смеркаться. А до деревни – около двенадцати километров. Проголодался я сильно, вот и решил поужинать прямо на этом болоте. Достал хлеб, соль, огурцы с помидорами, куриный окорок… В общем, всё как положено. Разложил всё это на рюкзаке и принялся уплетать.

Жуя окорок, краем глаза я заметил, что со стороны леса в мою сторону движется что-то непонятное, вроде как - человек. Только что делать здесь людям в это глухое позднее время? Отложив еду, я встал и начал всматриваться в сгущающиеся сумерки. Но разглядеть ничего не смог: человек скрылся за леском.

Стемнело ещё сильнее, но я всё стоял и стоял. Минут через десять мне всё это надоело, и я вновь принялся за еду. Из-за наступившей темноты лесок вскоре исчез из вида. Видимость сократилась метров до пятнадцати – двадцати. Вдруг за своей спиной я услышал странное сопение. Я оглянулся и увидел в каких-то пяти метрах от себя громадное чудовище, метров четырёх ростом. Вскрикнув от испуга, я повалился без чувств.

Наскоро собрав пожитки, я быстрым шагом направился в сторону деревни, только вот быстро идти ну никак не получалось: ноги заплетались в осоке. Часа через три я был дома. Пошёл уже десятый час. Маму пугать я не стал: в годах она уже. Сказал, что напоследок решил немного задержаться на болоте, чтобы принести побольше ягод.

http://yeti29rus.nm.ru/stat9.html

Автор: AbborigeN

Тогда я ещё не знал, что событие этого тихого и солнечного февральского дня 2006 года обернётся для меня настоящей сенсацией. Что же это за сенсация – будет поведано дальше (Делится своими впечатлениями и размышлениями Алексей Иванов).

Утро 19 февраля 2006 года выдалось на удивление безоблачным и совсем не холодным. Столбик термометра застыл на отметке в -7С, что для безветренной погоды очень даже неплохо. Поэтому, чтобы этот чудесный день не пропал зря, я решил провести его в лесу, с пользой для здоровья.

Наскоро поев, я встал на лыжи и двинулся в южном направлении. Скольжение было отличным, поэтому через каких-то пятнадцать минут я достиг опушки и углубился в лес. Время было раннее, поэтому я надеялся, что лыжников будет немного.

В лесу царил полумрак. Только-только скрылся за вершинами сосен молодой месяц. Я шагал по просеке. Недавно выпавший снег припорошил тропу, поэтому было очевидно, что в это утро я первый шагал по лыжне.

Убедившись в том, что поблизости нет ни души, я запел песню. Сперва негромко, а затем – сильнее. Я так увлёкся, что не заметил, как на лыжню из леса выехали двое: мужчина и женщина.

«Чего орёшь на всю Ивановскую», - сказал мужчина, - «не видишь, у человека – истерика!». И только тогда я заметил, что женщина была явно взволнована; по её лицу текли слёзы. Я поинтересовался, что произошло. И тут лыжник поведал удивительную историю.

« Вчера, в субботу, мы отправились на лыжах на дачу, к Кудьмозеру. Путь предстоял неблизкий – 10 километров. Пенсия у нас мизерная, а тут ещё и цены на автобус вздули, поэтому решили идти пешком. Я – бывший лыжник-разрядник, поэтому и сейчас не прочь тряхнуть стариной, да и жену свою к лыжам приучил. Нечего засиживаться! В общем, за два часа добрались мы до дач, натопили печку, попарились в баньке, поужинали. Всё бы ничего, но жену ночью почему-то стала мучить бессонница. Мне тоже очень плохо спалось. Вот мы и решили вернуться в город пораньше, так как дел было немало.

Вышли мы в начале шестого. Небо было ясное, светила Луна, поэтому вчерашняя тропа была видна довольно чётко. Миновав болото Чурку мы углубились в сосняк и … потеряли лыжню. Плутали по лесу с полчаса, но потом чудом отыскали тропу и пошли дальше.

Минут через десять мы вышли на заброшенный карьер, представляющий собой сейчас лишь бесчисленные пятна озёр, поросших ивняком. Из-за деревьев вновь выплыла Луна. После скитаний по лесу мы решили передохнуть, отдышаться. Вдруг жена ойкнула и медленно повалилась на снег. Не сообразив, в чём дело, я кинулся её поднимать. С трудом приведя её в чувство, я спросил, что с ней? Она не могла вымолвить ни слова, лишь бессвязно тыкала пальцем куда-то за мою спину. Посадив её на снег, я оглянулся и обомлел: метрах в сорока, по направлению к лесу двигалось нечто большое и ужасное, похожее на гигантскую обезьяну. Это было ни что иное, как снежный человек, ростом с небольшое дерево (около 3,5 метров). Двигался он довольно быстро, поэтому вскоре исчез из виду, скрывшись в ближайших зарослях. Я, видавший виды охотник, испугался не на шутку: пот лился с меня градом, язык присох к нёбу, а ноги стали ватными. Этот гигант, несмотря на свою мощь, шагал, как мне показалось, абсолютно без шума и пересёк участок карьера шириной в двести метров менее чем за минуту.

Вспомнив случаи на Пинежье, мне с трудом удалось подавить своё волнение, хотя до сих пор в глазах стоит эта страшная картина. С этого момента я зарёкся ходить на дачу через лес в тёмное время. А если и пойду, то с крепкими мужиками и без жены. Мало ли, что может быть».

На этом путник оборвал свой рассказ. Первые лучи февральского солнца пробили зелёную завесу сосняка, прогнав из леса остатки ночи, которая для тех двоих была, наверное, самой ужасной в их жизни.

Собрав небольшую группу добровольцев в составе четырёх человек, мы решили выступить уже в субботу, 25 февраля. С утра шёл снег. День выдался облачный, но тёплый: при умеренном северо-западном ветре столбик термометра в дневные часы показывал -2С. Пробыть в лесу решили довольно долго, до восьми часов вечера, чтобы успеть прочесать все окрестности карьера, поэтому припасов взяли солидно, не забыв про компас, спички, перочинные ножи и осветительные приборы. Собравшись у моста через речку Кудьму, что напротив улицы Кирилкина, в 10 часов утра мы двинулись в путь.

Лыжню замело, поэтому скольжение было неважным, вдобавок ко всему мешали тяжело нагруженные рюкзаки. Было решено переложить все более или менее тяжёлые вещи, а именно фонари и съестные припасы, в рюкзак замыкающему. Также порешили сменяться чрез каждый километр, что значительно ускорило наше продвижение к назначенному месту.

В половине двенадцатого дня мы достигли так называемого карьера. Сделав получасовой привал, мы значительно опустошили наши рюкзаки. После приёма пищи было принято решение разойтись в разные стороны, дабы прочесать окрестности, пока светло. Встретиться решили на том же месте в четыре часа пополудни.

В начале первого мы разошлись по обозначенным секторам. Мной лично был выбран восточный, юго-восточный сектор, именно тот, где и был замечен снежный человек.

Я пересёк карьер, но никаких подозрительных следов не заметил. Последние три дня шёл сильный снег, поэтому на каждом шагу я проваливался почти до пояса. Углубившись в лес, я пошёл быстрее, так как высота снежного покрова значительно уменьшилась. Отойдя на полторы сотни метров к востоку, я действительно обнаружил какие-то непонятные следы. Но, был то снежный человек или обычный – я разобрать не мог: следы были значительно заметены снегом. Пройдя по следам метров триста, я забрёл в какую-то чащобу и чуть не сломал лыжи, поэтому повернул на юг и вышел к болоту, где идти стало значительно легче.

В 16 часов мы встретились на прежнем месте. Выглянуло солнце и с верхушек деревьев закапало. Выяснилось, что к северу и югу от карьера, а также на самом карьере ничего подозрительного замечено не было, а вот в северо-западной стороне, действительно, обнаружились какие-то следы. Наскоро перекусив, мы вчетвером направились туда. Через два часа должно было стемнеть, поэтому мешкать было нельзя.

Прибыв на место, я понял, что это были те же самые следы, но, опять же, было невозможно определить, человеческие они, или нет. С другой стороны: зачем человеку ходить по лесу без лыж, да ещё и по глубокому снегу? Определив направление движения, я понял, что человек (назову его так) двигался с северо-запада на юго-восток, то есть, со стороны посёлка Водогон в сторону реки Корода. Расстояние между каждым следом было около метра, но привыкшие к ходьбе люди могут шагнуть и больше, правда, не по глубокому снегу.

Мы пошли по следам. Стало смеркаться, поэтому пришлось включить фонари, чтобы не потерять тропу. Небо вновь захмурилось и темнеть стало сильнее. Через километр-полтора мы вышли на небольшое болотце. Пройдя его, наше внимание привлекла небольшая сосна: ствол её был расщеплён в нескольких местах, причём был расщеплён сравнительно недавно. Следы обошли вокруг этой сосны и повернули вправо. Слева замелькали просветы болота Чурки.

Ещё через полчаса мы вышли к узкоколейке, связывающей Водогон с Белым Озером и Палозером. Следы пересекли её в районе 4-го километра и потянулись дальше. Ещё через полчаса мы вышли к Солзинскому шоссе, неподалёку от СНТ «Три сосны». Следы пересекли и его. Ещё через полчаса мы петляли по Ширшиме. Следы тянулись по реке вдоль противоположного берега, затем свернули на один из притоков Ширшимы и потянулись дальше, в сторону Солзы. Пошёл девятый час…

Вернулись домой мы ни с чем: увидеть снежного человека так и не удалось. Да и следы разобрать тоже не удалось. Кто его знает, может быть, и человек наследил, какой-нибудь охотник-браконьер. Только одно непонятно: кому потребовалось идти по глубокому февральскому снегу через лес в такую даль, да ещё и без лыж?

Я отходил на лыжах весь март. Поиски снежного человека сначала продолжил в одиночку. Но это только в светлое время. В тёмное время брал с собой напарников, но многие отказывались идти, ссылаясь на сильную занятость. На самом же деле, они попросту боялись встречи со снежным человеком. Тогда, 25 февраля, не поверив мне на слово, они ради интереса пошли в лес. Но, прослушав мой рассказ, услышанный 19 февраля от лыжника, а также поплутав по ночным чащобам в погоне за непонятными следами, ощутив страх возможной встречи со снежным человеком, они попрятались по домам. Лишь немногие из них отваживались вместе со мной в тёмное время осуществлять «вылазки на природу», да и то изредка. Несмотря на отличную погоду, лыжников в лесу было на удивление немного. Среди них распространились вести о том, что в северодвинских лесах поселился снежный человек. Да-да, именно поселился.

Немногим более чем за месяц, я опросил 19 лыжников (включая тех двоих), не знают ли они о том, что в северодвинских лесах видели снежного человека? Из них: 5 человек ответило, что такого быть не может; ещё трое ответили, что ничего подобного не слышали, но допускают его существование; большинство (8 человек, включая меня) ответило, что слышали об этом от других лыжников, читали, и не исключают такой возможности; остальные трое заявили мне, что видели снежного человека собственными глазами.

Теперь стоит упомянуть о третьем очевидце. Это мужчина средних лет с Белого озера. В один из февральских дней, возможно 18 числа, он возвращался на дрезине с посёлка Водогон – домой. Ездил в город за продуктами. Между посёлком и дачами, где-то в районе 4-го километра свет фары дрезины вспугнул некое громадное существо, переходившее пути. Мужчина остановил дрезину, но существо к тому времени уже успело скрыться в лесу. По его словам, следы, которое оставило данное существо были около 40 сантиметров длиной. Сообщать сведения СМИ мужчина не захотел, чтобы, как он сказал «не посчитали за дурака».

Но даже я до сих пор ещё не в полной мере поверил в этот факт. Снежного человека увидеть так и не удалось. Рассказ путников тоже не был для меня доказательством. Распознать следы не получилось. Все начинания оказывались тупиковыми. Единственным препятствием для того, чтобы развенчать данный факт, служили мои знания о снежном человеке, йети, авдошке, лешухе, бигфуте…

В детстве я много читал о них в журналах. Теперь пытаюсь отыскать хотя бы некоторые из этих статей, но поиски до сих пор не принесли ожидаемых результатов: ведь прошло уже более 10 лет с того времени. Могу сказать лишь следующее.

Снежный человек (йети) обитает в зонах тайги, преимущественно в гористых местностях, где существуют естественные убежища, такие как пещеры, непроходимы дебри и т. п. Встречи с ними отмечались от Скандинавии до Магаданской области. Но большинство таких случаев приходится даже не на Россию, а… на Канаду. В Архангельской же области встречи со снежным человеком были отмечены в Мезенском, Лешуконском, Пинежском, Виноградовском, Верхнетоемском, Онежском, Плесецком, Няндомском и Каргопольском районах. То есть, в девяти из двадцати районов области. Бесспорно, большинство случаев приходится на Пинежский район. Это ещё раз подтверждает вышесказанное.

Также читал, что снежный человек не может обитать при положительной температуре воздуха. Но это спорный факт, так как были случаи встречи с йети и в бесснежный период. Предположительно, йети осуществляют миграцию как минимум два раза в год: с востока – на запад (в начале зимы), и наоборот (в конце).

Учитывая низкую плотность населения северной и северо-восточной части России, а также северной половины Канады, отрицать существование снежного человека не стоит. Возможно, это один из тех видов животных, который до настоящего времени оставался без внимания человека. Кроме того, существуют мнения отдельных учёных по поводу того, что снежный человек обладает гипнотическими способностями и при приближении человека может становиться для него невидимым. Увидеть йети можно лишь в том случае, если он не посчитал нужным спрятаться от людских глаз, или попросту не заметил человека.

http://yeti29rus.nm.ru/sevsk1.html

Есть у моего отца один товарищ, ну и мне он вроде как знакомый. Некогда егерем работал в Кенозерском нац. парке, сейчас, вроде, по простоте да глупости природной, переехал куда–то в город, где ни работы нормальной, ни радостей, кроме жены да детишек. Так вот, было время, когда у него этой самой жены–то не было еще, аль была — тут я уже завязку истории не помню, если честно.

В общем, перемкнуло у него в голове, и решил пожить без людей. Совсем. Благо, местность это сделать вполне позволяла. То ли обидел его кто сильно, то ли максимализм юношеский вместе со спермотоксикозом — для нашей истории это не так важно. Решил — да и ушел на клюквенные болота, глубоко в чащу лесную. Туда, куда из охотников по ягоды лишь медведи забираются, и те нечасто.

Шел–шел, и пришел он в место, которое себе представлял. Тишина вокруг, лес да ковёр из ягод. Срубил себе избушечку махонькую из елочек небольших, кой–как проконопатил и кровлю наладил, мне, дитю бетонных муравейников, не понять. И стал он, значит, жить там, в тишине этой. С медведями, совами и прочими божьими тварями по соседству. Время свое он занимал строительством избушки да собирательством. И в общем, не мешал вроде никому — и зверье его не трогало, да пришел однажды к нему в гости леший.

«Лежу, — говорит, — я в халупке своей, ночь, ясен пень, тишина вкупе с темнотой такие, что хоть снопами сгребай да в рулоны вяжи. Слышу, дверка моя хлипкая открывается, и заходит он. Не видно ничего — свечку парафиновую притушил уже, лежал себе да мучался жаром — приболел, видать. Но зато слышно, что ОН подошел и стоит, смотрит на меня. Я понимаю, что у меня кроме топора–то и нет ничего, да и тот в углу возле входа стоит. Лежу и сделать не могу ничего, и пошевелиться тоже. А ОН возьми да и наклонись ко мне. Я даже крикнуть не смог — такого ужаса никогда в жизни не видел, и, надеюсь, не увижу. Ушел, в общем, леший. Только дверь за собой не закрыл…»

Утром, говорит, полегче стало, температура прошла. Списал все пережитое на тяжелое состояние — горячка, лихорадка и т.п. А перед избушкой следы нашел, явно не медведю какому не принадлежащие… Ушел, в общем, дядька, обратно на заимку свою, перестал беса гнать да начал жизнью обычной жить, среди и для людей обычных.

http://kakvozmozhno.ru/vstrecha-s-leshim/