В гостях у Лешего

По повести «Борьба за троглодитов», «Простор», №№ 4-7, Алма-Ата, 1968

В Абхазии гоминоидов называют очо-кочи (по-мингрельски) и абнауаю (по-абхазски). По многочисленным преданиям, абхазцам при заселении края пришлось изгонять и истреблять их. Но записаны и недавние рассказы об отстреле их охотниками, о поимках и приручении, о случайных встречах. Собирая эти сведения, профессор А. А. Машковцев в 1962 году услышал и принялся исследовать историю Заны. Позже я продолжил эту работу – волнующее прикосновение к совсем живой старине.
Зана – это пойманная и прирученная женщина-абнауаю, которая жила, умерла и похоронена в селении Тхина Очамчирского района на памяти некоторого числа живших еще в 60 – 70-е годы людей
Похоронили ее в 80–90-х годах прошлого века, но среди нынешних жителей селения и окрестностей более десятка были при этом, а иные, те, кому свыше восьмидесяти лет, тем более – за сто, знали Зану длительно и много могли извлечь из своей памяти. Особенно подробно описал Зану Ламшацв Сабекиа (около 105 лет), а также его сестра, Дигва Сабекиа (свыше 80 лет), Нестор Сабекиа (около 120 лет), Куона Кукунава (около 120 лет), Алыкса Цвижба (около 130 лет), Шамба (около 100 лет). Пожалуй, нет в окрестностях дома, где не сохранились бы семейные воспоминания о Зане. Вот выжимка из всех сведенных вместе записей.
Дата и место поимки Заны темны. Согласно одному варианту, ее поймали в горных лесах Заадан, согласно другому – близ морского побережья нынешнего Очамчирского района или еще южнее – нынешней Аджарии. В пользу Аджарии говорит кличка «Зана», что схоже с грузинским «занги» – темнокожий, негр. Настигли ее не случайно, ловцы охотились за ней. Когда ее связывали, Зана яростно сопротивлялась, ее колотили дубинками, забили рот войлоком, надели на ноги бревно-колодку. Возможно, ее перепродавали, прежде чем она оказалась в собственности владетельного князя Д. М. Ачба в Зааданских лесах. Потом пленница попала к его вассалу X. Челокуа. Еще позже ее получил в подарок приезжавший в гости дворянин Эдги Генаба, который отвез ее связанную в свою усадьбу в селении Тхина, что на реке Мокви, в 78 км от Сухуми. Дата ее появления здесь неизвестна, но с этого рубежа сведения местных информаторов становятся конкретными. Сначала Генаба поместил Зану в очень крепкий загон из вертикальных бревен. Пищу ей спускали туда не входя, так как она вела себя как дикий зверь. Зана вырыла себе в полу яму и в ней спала. В таком совершенно диком состоянии она оставалась первые три года. Но понемногу приручалась, и ее перевели в плетеную ограду под навесом в стороне от дома, где сперва содержали на привязи, позже отпускали уже и на волю. Она не уходила далеко от мест, где приучилась получать пищу. В теплом помещении жить не могла, круглый год оставалась в любую погоду во дворе под навесом, где снова вырыла себе яму или нору для спанья. Любопытные селяне подходили к ограде, тормошили абнаую палками, которые она иногда с яростью вырывала. Детей и домашних животных гоняла от себя, бросая в них камни и палки.
Кожа абнаую была черной или темно-серой, все тело ее с головы до ног и особенно обильно в нижней части было покрыто черно-рыжеватыми волосами, они были местами длиной в ширину ладони, но не очень густы. У ступней волосы почти исчезали. Ладони были вовсе без волос. На лице они были совсем редкие, небольшие. Зато на голове, как папаха, возвышалась беспорядочная, свалявшаяся копна совершенно черных жестких, блестящих волос, гривой спускавшихся на плечи и спину.
Как все абнаую, Зана не имела человеческой речи. За десятки прожитых тут лет не научилась произносить и одного абхазского слова. Могла лишь бормотать, издавать нечленораздельные звуки, а в раздражении непонятные выкрики. Слух у нее был острый, шла на свое имя, выполняла кое-какие команды хозяина, побаивалась его окриков.
Абнаую была очень рослая, массивная, широкая. Непомерно большие груди. Высокий толстый зад. Мускулистые руки и ноги, но голень от колена до лодыжки была странной формы – без всякого утолщения посередине. Пальцы на руках были толще и длиннее человеческих. На ногах пальцы обладали способностью широко раздвигаться (в том числе, когда она была раздражена), особенно отодвигался большой палец.
Удивительным было лицо Заны. Оно пугало. Широкое, скуластое, с крупными чертами. Плоский нос, со вздернутыми большими ноздрями. Выдвинутая вперед нижняя часть лица наподобие рыла. Широкий разрез рта, крупные зубы. Как-то неестественно выступающий затылок. На низком лбу волосы начинались от самых бровей – лохматых, густых. Глаза имели красноватый оттенок. Но самое ужасное: выражение этого лица было не человеческим, а животным. Иногда, хоть и редко, Зана рывком, неожиданно начинала смеяться, обнажая свои белые зубы. Никто не замечал, чтобы она улыбалась или плакала.
Прожив весьма долгие годы, сперва у Ачбы, затем у Генабы, Зана удивительным образом до старости и смерти физически не менялась: не было у нее седины, не выпадали зубы, сохранила полную силу. А сила и выносливость ее были огромны. Зана могла бежать быстрее лошади. Она переплывала бурную реку Мокви даже в разлив, а в холодном роднике, который до сих пор носит ее имя, купалась летом и зимой. Свободно поднимала одной рукой и несла на голове в гору с мельницы пятипудовый мешок. Неуклюже, как медведь, но свободно влезала на деревья за фруктами. Мощными челюстями легко грызла грецкие орехи.
Такие странные инстинкты и повадки таил ее организм! Чтобы полакомиться виноградом, сдергивала на землю целую лозу, увившуюся на высокое дерево. С буйволами ложилась прохладиться в воду источника. По ночам нередко уходила бродить по окрестным холмам. От собак и при иной необходимости применяла огромные палки. Странно любила что-нибудь делать с камнями: стукала друг о друга, разбивала их. Уж не ею ли был обит остроконечник мустьерского типа, какие делали ископаемые неандертальцы, найденный в 1962 году А. А. Машковцевым как раз на холме, где бродила Зана? Пока надлежит допустить, что это простое совпадение.
У людей Зана смогла научиться очень немногому. Она осталась лишь полуприрученной. И зимой она предпочитала оставаться голой, какой ее выловили в лесу. Надеваемое на нее платье рвала в лохмотья. Однако к набедренной повязке ее отчасти приучили. Кто-то из прежних владельцев сделал ей тавро на щеке и дыры в мочках. В дом иногда входила, и даже ее подзывали к столу, но в общем слушалась она только хозяина – Эдги Генабу, а женщины ее боялись и приближались, только когда она была в хорошем настроении. В раздражении и ярости Зана была страшна, кусалась. Хозяин умел ее успокоить. На детей не нападала, но пугала, и детей в округе стращали Заной. Лошади ее боялись. Ела Зана все, что давали, в том числе мамалыгу (густую кукурузную кашу, заменяющую абхазам хлеб), мясо, всегда только руками, с чудовищным обжорством. От вина приходила в хорошее настроение, затем засыпала обморочным сном. Спала Зана всегда в яме, ничем не прикрываясь, но любила закапываться в теплую золу от потухшего костра. Самое главное, чему Зану удалось научить: она могла высекать огонь из кремня на трут-лишайник и раздувать – это было так похоже на врожденное стуканье камнем о камень. Но дальше этого ее трудовое воспитание в сущности не пошло. Ее лишь выдрессировали выполнять несложные приказы словом или жестом: вертеть ручные жернова, принести дрова или воду из источника в кувшине, снести на водяную мельницу к реке и принести оттуда мешки, снять хозяину сапоги. Вот и все. Старались научить ее сажать овощи и другие растения, но она подражала показу бессмысленно и сама портила все, что сделает. В седле никак не могла удержаться. Как видно, Зана не стала человеком.
Но она стала матерью людей, и это – удивительнейшая сторона ее истории. Важная для генетики. Неоднократно неандерталка беременела, возможно, от различных мужчин, и рожала. Рожала без всякой помощи. Несла полоскать новорожденного в воде, хотя бы и ледяной. Но метисы не выдерживали этого лесного омовения и погибали. Позже люди начали вовремя отнимать у Заны новорожденных и выкармливать их…
И вот четырежды совершилось чудо: два сына и две дочери Заны выросли людьми – полноценными людьми с речью и разумом, правда, обладавшими физическими и душевными странностями, но все же вполне способными к труду и общественной жизни. Старший сын имел имя Джонда, старшая дочь – Коджанар, вторая дочь – Гамаса (умерла лет сорок назад), младший сын Хвит (умер в 1954 г). Все они, в свою очередь, имели потомство, расселившееся по разным местам Абхазии. Двоих из внуков Заны – сына и дочь Хвита от его второго брака с русской – я навестил в 1964 году в городе Ткварчели, где они работали на руднике. Молва утверждает, что отцом Гамасы и Хвита был сам Эдги Генаба. Но их записали при переписи под другой фамилией. Показательно, что Зану похоронили на родовом кладбище семьи Генаба, что этих ее двух младших детей растила жена Эдги Генаба.
Многие жители тех мест хорошо помнят и описывают Гамасу и Хвита. Оба они были люди могучего сложения, с темноватой кожей и некоторыми другими как бы негроидными признаками. Но они почти ничего не унаследовали от Заны из неандертальских черт: доминантным оказался комплекс человеческих признаков, он подавил другую линию наследственности. Это ни в коем случае не были гибриды. Хвита, умершего в возрасте 65–70 лет, односельчане описывают как человека лишь с небольшими отклонениями от нормы. При темной коже и больших губах волосы в отличие ог негроидной расы были прямые, жесткие. Голова мала по отношению к размерам тела. Хвит сверх всякое меры был наделен физической силой, но нравом несговорчивым, драчливым, буйным. В результате стычек с односельчанами у Хвита была отсечена правая рука. Однако и левой ему хватало, чтобы косить, справляться с колхозной работой, даже лазать на деревья. Он обладал высоким голосом и хорошо пел. Дважды был женат, оставив троих детей. На старости переселился из сельской местности в Ткварчели, где и умер, а похоронить его привезли обратно в Тхину и погребли близ могилы матери – Заны.
Гамаса, по рассказам, тоже как и брат, была вдвое сильнее людей. Кожа у нее была очень темная, тело волосатое. Лицо было безволосым, однако вокруг рта пробивалась растительность. Гамаса дожила лет до шестидесяти.
С первого моего взгляда на внука и внучку Заны – Шаликуа и Тайю* – врезалось впечатление незначительной темноватости кожи, очень смягченной негроидности облика. У Шаликуа необычайно сильные челюстные мышцы, за ним слава: может держать в зубах стул с сидящим человеком и при этом танцевать. Шаликуа наделен даром подражать голосам всех диких и домашних животных.
В столице Абхазии меня познакомили с человеком, который, пожалуй, один и мог помочь сопоставить народную память о Зане с ее скелетом. Другие отступили перед этой задачей – побоялись недовольства родни, глухой мусульманской традиции тех мест. Вианор Панджевич Пачулиа наполнен жизненной энергией, как дубовый бочонок бродящим вином. Он – директор Абхазского научно-исследовательского института туризма,. обожатель и покровитель древностей родного края. И вот в сентябре 1964 года под его эгидой мы с археологом-художником В. С. Орелкиным делаем первую попытку найти могилу Заны. Все заросло, и лишь десятилетний холмик Хвита выделяется меж папоротников на склоне, где с тех пор уж никого не хоронили. Но Зана должна покоиться где-то близ этой могилы. Опрашиваем стариков. Последний отпрыск семьи Генаба 79-летний Кентон настойчиво, даже категорично указывает, где копать – под гранатовым деревом. Заступы рабочих заработали. Нарастало волнение. Сгрудились колхозники, ребята. Небо разверзлось ливнем. Только в Москве извлеченные из воды кости ответили: нет, это еще не могила Заны. Но когда М. М. Герасимов по черепу восстановил профиль молодой покойницы, я был поражен сходством с особенным контуром двух знакомых мне внуков Заны. Да, это почти наверняка была могила одной из давно умерших ее внучек.
Второй заход: в марте 1965 года. Мы снова в Тхине, на этот раз – крепче терзать память тех старцев, кто был на похоронах Заны. Один из них, пока был дома, хвалился, что точно укажет. Доставили его на кладбище на машине. Но все деревья выросли новые: смущенный, топтался он, опираясь на посох, не мог узнать старого кладбища. Поездка дала мало.
Все же в октябре 1965 года мы в третий раз в Тхине в усиленном составе, вместе с профессорами А. А. Машковцевым и М. Г. Абдушелишвили. Из намеченных точек в небольшом радиусе от могилы Хвита старик Кентон Генаба с такой же настойчивостью, как год назад, требует, чтобы копали на этот раз под старой айвой. Снова напряжение, снова непогода, снова неудача. Лицевая часть черепа, увы, была разрушена рабочими. Изучение всех остальных костей доказало, что это ни в коем случае не захоронение Заны. Но опять мы в круге ее семьи: судя по всему, мы потревожили кости Гамасы. Они имеют небольшие, но выразительные неандерталоидные отклонения. И айве, выросшей на могиле, когда мы ее специально спилили для датировки, оказалось как раз сорок лет.
А ведь искать останки Заны надо всего в радиусе пяти-семи метров, на глубине полутора метров. Эта история не кончена. Суждено ли мне завершить ее? Или кому-нибудь другому?
http://hominology.narod.ru/zana.htm

Дальнейшие поиски на родовом кладбище Генаба я не мог тогда проводить, так как живший тогда последний отпрыск княжеского рода, семидесятилетний Кентон Генаба запретил продолжение раскопок. И тогда я решил разыскать потомков Заны. Я проехал по тем местам, которые так или иначе связаны с этой историей, опросил многих долгожителей (одному из них, Нестору, было в то время уже под 130). Мне довелось встретиться и побеседовать с некоторыми из тех, кто видел и помнил Зану. Это позволило дополнить всю историю некоторыми подробностями. Запомнился рассказ о том, как «идентифицировали» одного из «сожителей» Заны. Оказывается, в тридцатых годах двадцатого столетия в Абхазии проводилась перепись населения, и детям Заны присвоили фамилию тхинского пастуха Сабекиа. Но у того уже и так было официально восемь детей от двух жен, и его законные дети возмутились такой «прибавке» своих рядов. Тогда отец признался, что был у него такой грех в молодости, баловался он с «дикаркой», когда еще не был женат. Детям ничего не оставалось, как признать «конкурентов».
Мне удалось встретиться со всеми потомками Заны по линии ее сына Хвита Сабекиа и сфотографировать их. Самая старшая ее внучка Таня, 1918 года рождения, дочь Хвита от его первой жены - грузинки Натали Шакая, проживала со своей дочерью в Гальском районе. Мать Тани умерла во время эпидемии «испанки», когда ей был всего год. Несмотря на преклонный возраст, Таня хранила следы былой красоты, в ее лице не было ни единого намека на «дикое» происхождение, разве только глубоко посаженные добрые глаза могли напоминать о ее бабушке.
Другая дочь Хвита – Рая (Б.Ф. Поршнев ошибочно называет ее Таей), родилась в 1934 году от русской жены Марии. В ее облике, напротив, явно наблюдались грубые черты, кожа – пепельно-серого цвета. Роста она высокого. О Зане она отзывалась очень буднично: «Говорят, бабушку нашли в лесу». У Раи в то время была только одна дочь, а через несколько лет родился и сын.
Что касается Шаликуа, сына Хвита, то он к тому времени погиб, разбившись в горах. В одну из моих более поздних поездок в Абхазию мне удалось разыскать двух его дочерей от второго брака. Дети от первой жены были мертворожденными.
Когда я вернулся в Москву, Б.Ф. Поршнев собрал «совет старейшин» – активистов семинара по проблеме реликтовых гоминоидов, и вызвал меня «на ковер». Но на «совете» голоса разделились. Наряду с осуждением, я услышал и некоторые поощрительные слова. И А.А. Машковцев, и руководитель Семинара Петр Петрович Смолин выступили в таком духе, что, конечно, плохо, что я не согласовал с патриархами свои действия, но в то же время «если бы не Бурцев, то и никто бы не продолжил поиски Заны». Так что в целом все, в том числе и Б.Ф. Поршнев, благословили меня на дальнейшие действия в этом направлении.

Круг поисков расширяется

Следующая моя поездка в Абхазию состоялась только в 1975 году. Уже не было в живых ни Б.Ф. Поршнева, ни А.А. Машковцева, ни П.П. Смолина, на В.С. Орелкина… На этот раз группа наша насчитывала пять человек. Экспедиция проводилась под эгидой журнала «Вокруг света» и при содействии институтов Этнографии и Археологии АН СССР. В ее состав был включен молодой археолог-антрополог Леонид Яблонский. Консультировали нас руководитель археологической экспедиции Института археологии АН СССР, работавшей тогда в Абхазии, Вадим Бжания и профессор Н.И. Бурчак-Абрамович.
Расположились мы на постой в доме электромонтера Зеноба Чокуа и начали работу. Она велась по всем правилам археологического «искусства». Все кладбище было расчищено от покрывавшего его колючего кустарника и затем размечено на квадраты. В общей сложности было обнаружено и вскрыто еще семь старых, заброшенных могил. Среди них наиболее интересной оказалась одна, расположенная выше по склону от могилы Хвита. Она располагалась в четырех метрах от могилы Хвита, и между обеими могилами была только та, что мы раскопали в 1971 году.
Пятно захоронения было «нестандартной» формы: широкое и довольно короткое, длиной менее полутора метров. Раскопав ее, мы обнаружили костные останки на сравнительно небольшой глубине – менее одного метра. На этот раз остатков гроба практически не обнаруживалось, только в ногах несколько поперечных грубых досок. Нижняя часть скелета, особенно кости ног, практически истлела от времени и грунтовых вод, но верхняя сохранилась неплохо, хотя череп был раздавлен. По его виду можно было предположить, что захоронена была женщина. Это подтверждалось и находкой зеркальца в изголовье. Но самое интересное было в положении костей: оно свидетельствовало о том, что женщина была похоронена на боку с подогнутыми и притянутыми к животу коленями. Возможно, это и есть то самое, о чем местные говорили, что Зана была похоронена не так, как все? И опять могила неглубокая, потому что дно ее представляло собой твердую известняковую плиту, только под головой было, видимо, выдолблено углубление, и все дно было устлано слоем черного речного песка толщиной от семи до десяти сантиметров. Похоже, что тело положили прямо на дно, возможно, просто завернув в саван. Так могли похоронить нехристианку, каковой и была Зана.
Сами кости, особенно череп, тоже были необычными. Обращали на себя внимание размеры нижней челюсти, которая была выше и массивнее даже по сравнению с мужскими останками, найденными на том же кладбище а также очень выступающие вперед зубы на ней и верхней челюсти, что свидетельствовало о сильном губно-зубном прогнатизме. Кроме того, верхняя часть черепа имела вытянутую продольную форму. Все это заставило нас с особым вниманием отнестись к находке. Сохранившиеся кости были собраны, подсушены, залиты восковой пастой и упакованы для доставки в Москву.
Итак, придя к выводу, что Зана все-таки не найдена, посовещавшись, мы решили вскрыть могилу Хвита, чтобы исследовать хотя бы его кости. Возможно, по ним удастся определить, отличался ли Хвит чем-нибудь особенным от остальных людей, и есть ли у него какие-либо черты предковых форм. Это и было сделано. При вскрытии могилы Хвита присутствовал и профессор Н.И. Бурчак-Абрамович. Л. Т. Яблонский к тому моменту уже отбыл из Абхазии.
Хочу отметить некоторые «мистические» явления, сопровождавшие это расследование. Это, например, внезапно разразившийся ливень во время эксгумации костных останков Хвита, в то время как небо было абсолютно безоблачным на протяжении всего процесса раскопок могилы. Мы не заметили, когда успели набежать тучи. Причем местные старики предостерегали меня, что если я буду раскапывать могилу мужчины, особенно такого, как Хвит, непременно разразится гроза. Я не придал значения их предостережению. И был шокирован, когда оно оправдалось.
Далее, я очень сильно заболел после вскрытия его могилы, еще не выехав из Сухуми; даже потерял сознание, зайдя в гости к Юрию Воронову, и им пришлось вызывать «скорую», чтобы привести меня в чувство. Потом всю дорогу в поезде на пути в Москву у меня был то сильный озноб, то сильнейший жар, температура колебалась от 39,5 до 40 градусов. Меня сопровождал молодой скульптор, ныне покойный Володя Лавинский, которому я строго-настрого наказал не сдавать меня санитарам. А они приходили в вагон на каждой более или менее крупной станции, пытаясь высадить с поезда. И только в Москве я «сдался»: прямо с поезда меня забрали на «скорой» и доставили в инфекционное отделение Центральной клинической больницы («кремлевки»), поскольку я тогда был аспирантом Академии общественных наук при ЦК КПСС. Там три недели меня обследовали и лечили, но не могли определить диагноз. Наконец, методом исключения, пришли к заключению: «москитная лихорадка». Такое заболевание у нас в стране последний раз было отмечено в 1918 году в Крыму!

Кто она, Зана?

Заинтересовавший меня череп женщины из Тхины был позже восстановлен мною лично в лаборатории пластической реконструкции при Институте этнографии в Москве, которую после смерти М.М. Герасимова возглавляла Галина Вячеславовна Лебединская. Она же консультировала меня в процессе восстановления черепа и затем высоко оценила качество моей работы. И она же сделала рисованный портрет по черепу, изобразив профиль женщины с явными чертами африканки. Африканский характер черепа отмечали и другие антропологи, видевшие его.
Должен сказать, что версия об африканском происхождении Заны выдвигалась в Сухуми местными этнографами и историками – противниками «снежного человека». Особенно настаивал на этом известный ученый Ш.Д. Инал-ипа. Поэтому еще в первый свой приезд я занимался разработкой и этой версии. Оказалось, что еще при Петре I в Абхазию были переселены из Петербурга несколько десятков «арапов» – так тогда называли выходцев из Африки, – не выдержавших климата северных широт, и подарены местным князькам. Я даже разыскал потомков некоторых из них, проживавших до тех пор в разных районах Абхазии. Так что африканцы для абхазов были не в диковинку. Но когда я беседовал с очевидцами Заны, они в один голос утверждали, что «Зана была не негритянка, мы знали негров, но она была вся волосатая и дикая». Так что, вполне возможно, что на кладбище в Тхине была когда-то похоронена и африканка, которую, как «иноверку», могли и похоронить не так, как христиан.
Череп Хвита исследовали антропологи. В той же лаборатории пластической реконструкции его проверяли на предмет отсутствия патологии – акромегалии, которая может вызывать увеличение размеров головы. Как показало обследование, таковая патология отсутствовала. Антропологи, в частности академик В.П. Алексеев и профессора Дебец и А.А. Зубов определили, что он относится к типу австралоидов, проще говоря – к папуасам, и нашли довольно необычное сочетание в нем примитивных, архаичных черт и черт прогрессивных. Было отмечено превышение над максимальными в человеческой серии многих абсолютных размеров, например продольный диаметр черепа, минимальная ширина лба, выступание надбровных дуг. Размеры и указатели надглазничного рельефа превышали даже максимальные величины некоторых ископаемых черепов или же сопоставимы с ними. Изгиб лба имеет малую высоту. Из ископаемых серий по ряду признаков череп Хвита приближается к неолитическим черепам Вовниги II. По заключению антропологов, череп обнаруживает очень большое своеобразие, некоторую дисгармоничность и разбалансированность признаков, очень крупные размеры лицевой части, повышенное развитие рельефа. В нем имеется так называемая «кость инков», встречающаяся у людей довольно редко. И, конечно, они соглашались, что череп заслуживает дальнейшего пристального изучения. Вместе с молодым антропологом Мариной Колодиевой мы опубликовали отчет об исследовании черепа в Докладах МОИП (Московского общества испытателей природы) в1985 году.
Итак, поскольку изучение женского черепа выявило его негроидность (африканский тип строения), а Хвит, по мнению антропологов, был типичным представителем австралоидов (папуасов), представляется, что женский череп принадлежал не его матери Зане. И, таким образом, можно считать, что сама Зана пока не найдена. Во всяком случае сейчас, когда появились новые методы определения степени родства по костным останкам, было бы интересно провести такое генетическое исследование костей обоих черепов. Это могло бы решить спор о том, принадлежал ли женский череп, изъятый из могилы рядом с захоронением Хвита, его матери, или нет.
В 1978 году я, уже в третий раз, предпринял поиски ее захоронения. Я попытался привлечь к этому экстрасенсов – мужчину и двух женщин - и привез их к кладбищу. Одна из них, Нина Ван, обладала довольно сильными способностями. Когда она приближалась к могиле Хвита, ее буквально выворачивало, у нее начиналась рвота. При этом она не знала, чья это могила. Она отметила, что здесь захоронен какой-то мужчина, очень сердитый на меня и очень агрессивный. А поиску Заны, по ее словам, препятствовали какие-то силы, которые ей не удалось преодолеть даже с помощью своих «полевых» (энергетических) помощников. Пришлось отвести Нину от кладбища и отказаться от ее услуг для дальнейших поисков Заны. Двое других покинули «поле поиска» раньше в силу их неконтактности друг с другом и с Ниной.
Кстати, недалеко от района нашего поиска проводил раскопки древнего христианского храма V века упоминавшийся археолог Ю.Н. Воронов. Мы однажды наведались к нему на раскоп, и во время этого посещения я смог убедиться в способностях Нины. Дело было так. Ю. Н. Воронов подвел нас к крестообразной каменной купели, в которой крестили абхазов в V веке (стенки купели возвышались над уровнем земли на метр с лишним, она была выдолблена из цельного камня). Но Нина «увидела» в ней человеческие останки, хотя купель была пуста, и даже спросила, не практиковались ли здесь человеческие жертвоприношения. Но археолог отверг это категорически. А когда Нина сказала ему про «увиденные» кости, он вспомнил, что в этой купели действительно были обнаружены кости человека. Но попали они туда случайно и значительно позже: через тысячелетие, в XIV-XV веках, когда развалины этого древнего храма были занесены слоем земли, выше по склону был сооружен другой храм, а его погост располагался как раз над старым храмом, и одно из захоронений пришлось точно на прежнюю купель.
И еще одна деталь: во время этого же посещения раскопа, когда уже начинало смеркаться, Нина обратила внимание на активизацию «духов» древних покойников (их кости были собраны в одну груду на краю раскопа). Она предостерегла Воронова об их агрессивности по отношению к нему и посоветовала ему покинуть место раскопа до темноты. Нина сказала ему буквально следующее: «Они тычут своими костями Вам в спину, угрожают Вам».
В тот же приезд мне удалось опять встретиться с Раей, дочерью Хвита. Тогда она жила и работала почтальоном в Ткварчели. В то время в Абхазии работала большая совместная Московско-Тбилисская экспедиция по изучению долгожителей, и я попросил ее руководителей взять у Раи кровь для последующего исследования ее ДНК. Анализ крови потомков Заны на ДНК мог бы многое разъяснить в этой истории. Лаборанты, помню, буквально поймали Раю в почтовом отделении, когда она вернулась после разноски почты, и здесь же взяли у нее кровь. К сожалению, дальнейшая судьба этого анализа мне неизвестна (его брали грузинские участники экспедиции), а разгоревшийся позже на той территории межнациональный конфликт (между грузинами и абхазами), продолжающийся и поныне, препятствует дальнейшему исследованию этой истории.
В связи с историей Заны возникает вопрос: что это, единичный случай в тех местах, или известны и другие данные о диких человекоподобных в тех местах? Напомню о начале этого повествования: в Абхазии издавна называли такие существа «абнаую». А как сейчас, встречал ли их кто-нибудь? Оказывается, встречали, и не только коренные жители этих мест. Мне лично приходилось беседовать с очевидцами, довольно убедительно рассказывавших о встречах здесь с волосатыми человекоподобными. Мне запомнилась фамилия одного из них, это был Федор Устименко, выходец с Украины, обосновавшийся в Шаумяновском районе вместе со своей женой, этнической гречанкой. Он как-то наткнулся на одно такое существо у себя на огороде, в кукурузе. Вообще, довольно большую работу по сбору подобных сообщений о встречах с гоминами в Абхазии провела в свое время активистка Смолинского семинара Майя Генриховна Быкова. К сожалению, мы не располагаем сведениями о материалах, оставшихся после ее смерти, последовавшей в 1996 году.
История Заны – не просто занимательный рассказ об удивительном контакте человека с диким человекоподобным существом. Эта история – одно из звеньев, один из эпизодов, интересных с точки зрения теории о параллельном существовании Homo sapiens и Homo neanderthalensis и их смешении на протяжении всей истории человеческого общества. Известны и другие случаи смешивания между особями этих видов. Пример - обнаруженное под Владимиром (Центральная Россия) так называемое Сунгирское совместное захоронение мальчика и девочки. В строении костей одного из них обнаружено много неандерталоидных черт. Кроме того, в захоронении была обнаружена бедренная кость, некоторыми антропологами идентифицируемая как кость неандертальца, заполненная охрой, которая явно служила для ритуальных целей. В настоящее время споры о том, был ли неандерталец прямым предком человека разумного, или это – параллельные виды, продолжаются. И случай с Заной мог бы пролить свет на решение этого вопроса. Самой ближайшей задачей в этом конкретном деле гоминологи считают генетическое исследовани обоих черепов из Тхины. К сожалению, это пока нам не под силу из-за отсутствия у нас достаточных финансовых средств…

Эпилог

Летом 2004 года я вновь побывал в Тхине вместе с киногруппой Олега Алиева, который снял там сюжет, связанный с поисками Заны. Остановились в доме Вячеслава Шинкубы, отец которого Ястат и он сам в свое время помогали нам в раскопках. Разыскали и дочь Хвита Раю Сабекиа. Ей 67 лет, высокая, статная, энергичная женщина. Живет она сейчас в пригороде Ткварчела, работает в организации Красного Креста, помогает нуждающимся. Хотя и сама она тоже нуждается в помощи. Живет фактически за счет огорода, который ей уступила одна из ее «пациенток». Квартиру в городе она оставила: в результате прошедших в нем боевых действий город лишился производственных предприятий, они полуразрушены, жизнь в нем почти замерла.
У Раи как раз гостила ее дочь Манана с двумя малолетними дочками. Она приехала из Тбилиси, где живет с мужем-грузином. Сын Раи Роберт – в тюрьме, как она считает, по ложному обвинению. Очень обидно, что мы не можем помочь ей, я уж не говорю о том, что она – последняя из внуков Заны, и ее обследование могло бы пролить свет на тайну ее бабушки…
http://hominology.narod.ru/zana.htm